Веселенькое лето Цефас предвкушал заранее. Еще в конце зимы звенели первые тревожные колокольчики, подсказывающие, что у Империи намечаются тяжелые времена, а к середине лета подтвердилась догадка, что тяготы эти захватят и Эмер. Все было ожидаемо, казалось бы, но ему не удалось предвидеть двух вещей.

Во-первых, объявления военного положения, во-вторых того, что ему будет слишком не плевать на этот город и некоторых людей в нем, чтобы происходящее вызывало тихую злость, а в голове даже не задерживалась мысль о том, чтобы просто смотать удочки в случае крупной заварушки.

Все было как-то неправильно.

С пожарной станции забрали Каспара. Он работал там дольше Цефаса, но был раз этак в пять моложе, да и от военной службы в свое время отмазался крайне сомнительным способом, чем крайне гордился, и о чем любил потрепаться, восхваляя свое умение устроиться в жизни. Умение, большей частью, сводилось к надоедливости, крючкотворству и наличию склочной и шумной мамаши, ходившей вслед за дитятком по инстанциям и доказывающей, что ее мальчик не пригоден к службе. Это, в общем-то, даже было правдой, правда не по тем критериям, которые считались официальными. Тряпкой был Каспар, откровенно-то говоря. Да и магом средненьким, хоть и неплохо обученным. За него система наверняка и бодалась-то только потому, что не было в тот момент свободных вакансий на гражданке.

Цефас это все знал, потому что он-то как раз на пожарку устроился рекордно-быстро, едва зарегистрировал свое прибытие в город. Повезло, бывает и так. Просто редко. Каспар тогда немало сил потратил, подчеркивая, насколько.

Допизделся пацан. В военное время станция считалась укомплектованной, если в штате был хотя бы один маг, остальных призывали. Разумеется, между воздушником и водяным выбора даже не стояло. «Преклонный» возраст Цефаса и факт его давнишней отставки «в связи с тяжелым ранением» тоже сыграли свою роль.

Не то чтобы Цефасу так уж сильно нравился Каспар, не то чтобы без него стало сложнее работать, но оставалось ощущение какой-то гадкой несправедливости, в которой он вроде как поучаствовал. Хотя он просто честно отметился в призывном пункте. Да, первым, да, зная, чем это закончится. Но вот пойди они вместе, или даже будь он вторым — разве что-то изменилось бы? Вряд ли.

А менее скотской это ситуацию делало? Тоже не очень-то.

В конце концов, Каспар действительно сильно боялся войны и всеми силами старался уклониться от столкновения с ней. Исходя из обширного опыта наблюдения за свежепризванными и отчаянно трусящими магами, Цефас мог с уверенностью сказать, что страх этот был не напрасным. Некоторые просто не предназначены для такой службы. Ладно бы еще в тыл, в штаб, но его же рядовым закинут на передовую. Обучен? Обучен. Офиценское звание имеет? Никак нет.

Возвращения Каспара с фронта можно было даже не ожидать, и матушка его не напрасно выла белугой, осознав, что его отъезд дело решенное. И смысла не было обижаться на все ее проклятья в свой адрес. Не на Императора же ей было орать. Он-то был где-то далеко, а Цефас тут, рядом.

И у него была, на самом деле, опция пойти с Каспаром в управление, договориться обо всем и поменяться с ним местами. Цефас посвятил войне добрую треть своей долгой жизни, и хотя не пылал желанием к ней возвращаться, на самом деле мог бы с этим справиться. Конечно, этого никто не знал, конечно требовать подобного от него было абсурдно. Но станешь тут абсурдным, когда гибнет твой ребенок.

Конечно, он послал ее куда подальше. Еще раз — не настолько ему нравился Каспар, чтобы так в него вкладываться.

Мерзкое ощущение несвободы и вынужденной подлости от этой мысли не проходило. Цефас отвлекался, уделяя дополнительное внимание тем в этом городе, на кого ему действительно было не наплевать.

Приглядывал. чтоб Мара не слишком светилась, с чем та, впрочем, прекрасно справлялась сама. Подучивал ее контролю, заманивая в гости сытным ужином. Девчонка поразительно мало была заинтересована в собственной магии, но это еще не было гарантией того, что не будучи обученной, она не проявит ее нечаянно на публике, и не попадет на учет, которого и без того избегла только чудом, за столько-то лет. Времени было мало, и виделись они, пусть и чаще, чем прежде, но все же недостаточно для какого-то серьезного результата, но сам процесс этих уроков Цефаса странно успокаивал. То ли потому, что показывая пигалице, как правильно дышать, чтоб отодвинуть в сторону эмоции, он и сам это делал, то ли просто за счет иллюзии какого-то противостояния происходящему вокруг. Пусть его хватит на то, чтобы помочь ей одной, но уж хоть с этим он справится.

Остальным ему и предложить-то было нечего. Он заходил, конечно, за Стену почаще, чем прежде. И даже не делал вид перед собой и остальными, что просто проходил мимо и не причастен никоим образом к этому сообществу и его проблемам. Но община была неплохо настроена на самообеспечение, и в ожидании бури просто готовилась захлопнуть в любой момент ворота. Не все, конечно, верили, что правда случится что-то стоящее похожего шага. Но ведь и военного положения никто особенно не ждал. Так что аквары готовились. Так, на всякий случай.

Цефас раз десять вежливо расшаркивался с Реликтом, снова и снова закипая от мысли, что тот знает что-то о происходящем, что-то большое и важное, делающее его спокойным как толща льда. И этим чем-то он делиться ни с кем не собирался. С чего бы ему? Цефас же сам дал четко понять, что существует обособленно, и показывается за Стеной только из остатков родственных чувств и желания нормально пожрать и поплавать. У него были шансы, и даже не один, сойтись с этим акваром поближе, но он так не хотел быть частью чего-то слишком крупного, а Реликт был больше общины, гораздо больше, он занимал своими старыми щупальцами добрую половину города. Цефас уставал о них спотыкаться в первые годы в Эмере, пока они оба друг с другом до конца не обвыклись.

Но устоявшаяся привычка еще не означала доверия. Он не оставался в том числе поэтому, хоть Ильма не переставала его упрашивать. Тоже не была дурой, в кого бы ей, на самом-то деле, видела, к чему в городе дело идет.

Цефас каждый раз отвечал, что у него еще есть дела в городе, и чтоб она не ждала его, случись что. Что ему будет и чем заняться, при любых обстоятельствах. И правда ведь, было чем.

Большей частью он просто проверял, все ли на месте. Это было не так уж просто, отследить перемещения всех значимых людей, всех, чей отъезд, свернутый бизнес или внезапный успех и суета означали слишком многое. Информацию, которой не было у самого Цефаса, движение, невидимое для него, но вызывающее все эти волны народного беспокойства, то и дело охватывавшие Эмер в последнее время и заставляющие уже других людей, не таких важных, не знаковых, закрывать свои лавки и менять привычные маршруты движения.

Он не собирался бросать своего занятия до тех пор, пока оно не принесет своих плодов. Слишком уж нервничал и злился, чтоб просто просиживать штаны на пожарной станции или у Ильмы на кухне. Ему хотелось движения, его тоже задевало волной.

Сегодня был тот самый день. Он почувствовал это еще утром.

И это было херово. В смысле, херовее, чем могло быть. Потому что именно сегодня Этан собирался нарушить свой привычный моцион и выбраться в Южный. И это тоже было, мать его, маркером, маркером Эрика со всеми его непомерными амбициями, который не мог, просто не мог во что-то не встрять.

Он не стал отговаривать Этана от его прогулки по ряду причин. Не был до конца уверен, что это правда опасно — тот самый день мог наступить раньше или позже или совсем в другом месте. Не хотел лишать шанса сделать хоть что-то для себя, подбадривал даже, дразнил и клянчил, чтобы приятель выгулял любимый костюм. Понимал, что тот не откажется от важного дела и не доверит свой пакет Цефасу. Подумывал подсмотреть, где именно означенный пакет окончит свой путь. Был уверен, что в случае проблем успеет его перехватить. И, разумеется, ошибся.

Площадь загорелась задолго до назначенных для их встречи шести часов вечера.

Цефас, разумеется, уже пробегал пару раз наискось, высматривал ссутуленную фигуру на костылях, и бежал дальше. Этан то ли не спешил делать дело, то ли ждал какого-то конкретного часа, по крайней мере, он не разделался с ним, только придя на площадь, а Цефас не мог ждать долго и не хотел выдать свое излишнее внимание, и потому ушел дальше. И уходил каждый раз, потому что не находил себе места, словно в него вселился айр, а вокруг все кричало, что скоро что-нибудь начнется.

Когда оно началось, он как раз закончил обходить Восточный. И потому ни на секунду не поверил в бунт. Бунты вот так быстро не разгораются. Да, народ был недоволен, и уже не первый день. Да, сегодня проводили какие-то сборища, далеко не в первый раз. Но толпу кто-то вел, и все это грозило закончиться херово и очень не сразу, учитывая традиционные проблемы с полицией. Еще это означало, что ему стоило бы вернуться к своим прямым обязанностям, потому что какие же народные волнения без хорошего поджога, но он этого не сделал и дернул к площади.

Какой же бунт обойдет стороной городскую площадь с ее вечной толпой? Он как раз успел сделать первые шаги по старой брусчатке, когда за его спиной раздалась пожарная тревога.

Без него разберутся. Разбирались же раньше. У них есть ведра, и рядом море.

Суматоха уже успела начаться, но пока еще можно было двигаться самому и не быть снесенным толпой. По крайней мере, это было возможно для Цефаса. И он двигался, настойчиво продвигаясь к тому месту, где в последний раз видел Этан.

Провокаторы расстарались. Паника расходилась и усиливалась так споро, как ни за что не могла бы без стороннего вмешательства. Цефас несся из Восточного, сломя голову, а тут уже знают про бунт? Ну да, конечно, разумеется. Все все знают, все ко всему готовились. И карету, подожженную плохими людьми, тоже совершенно случайно оставили именно там, где пламени было так просто перекинуться дальше. Пусть ее при этом и пришлось опрокинуть. И какая же жалость, что лошади боятся огня даже больше, чем люди.

~Этан!~ Он не видел его, но площадь была не такой и большой, правильно? Почему он никогда не думал, какого же размера эта хренова площадь.

Суматоха уже успела набрать обороты, и не зря. Горело хорошо, огонь отрезал выход вглубь Южного и мог неплохо разгуляться на рынке, особенно если бы ему помогли. Люди не знали, куда дернуться, пытались выходить в сторону востока, Цефасу приходилось упорно работать локтями, чтоб продвигаться вперед, вот только за его спиной тоже кричали про пожар и про бунт, и оттуда тоже ломились люди. Пытавшиеся свернуть, должно быть, упирались кто в стену огня, кто в заборы, отделявшие прибрежный район от простых смертных.

~Этан! Сука, подай голос!~ Стоило сразу кричать с широким охватом. Какая в жопу разница, кто это услышит, кроме. Еще бы был шанс услышать ответ, мать его.

Конечно, негодующие от бесчинств власти пьяные матросы пошли бы жечь подходы к рынку, где работали их друзья и супруги, а не элитный район, бывший буквально в двух шагах. Такая очевидная идея, столько ажиотажа и удовольствия. А так опять самые сытые отсидятся по своим норам. Важно же, чтобы они это видели, видели и боялись. Чтоб что-то видеть, надо быть живым.

Кто-то ведь это придумал. Кому-то показалось такой отличной идеей устроить пожар, способный разрастись на полгорода и запереть на площади обезумевшую от страха толпу.

Придурок на лошади, орущий херню про новое время в Эмере только окончательно вывел Цефаса из себя. К тому же он мешал ему пройти: и сам, и тем, как вокруг него дополнительно бурлила паника, мешая двигаться поперек толпы.

Вокруг было много воды. Более, чем достаточно, на самом-то деле. Какая площадь без фонтанов? Цефас даже не слишком-то придирчиво искал, видимость была херовая, и рост не сильно помогал. Так что он просто задал радиус пошире. Один раз живем, к чему же экономить силы.

Визг варящегося заживо всадника слился воедино с криком лошади, и это была настоящая музыка. Цефас скучал, очень скучал.

Не по чужой боли, не по своей власти, не по магии широкой области охвата — всего этого ему хватало на работе. Но как же ему порой недоставало возможности просто выплеснуть наружу всю злость, которую вызывал порой этот сраный мир с его тупыми и бесполезными людьми. Вся эта бесконечная грызня, борьба с системой, сама система, это чувство отвратительной беспомощности перед чем-то большим чем ты, невозможности что-то изменить, куда-то сдвинуть. Необходимость каждый раз спасать свою задницу и убеждать себя, что лучше сделать не мог.

Он так не злился, должно быть, уже лет так семьдесят. Он так не злился с тех пор, как от него ушла Ариша, ушла чтобы умереть, кому-то что-то доказывая. И он знал, заранее знал, что она умрет, а он выживет.

Он часто потом думал, что выжил бы, даже уйдя с ней. Такой уж он был аквар, вокруг все дохнут, а он ничего, он выплывает только чище и злее обычного.

~Этан, ублюдок, я надеру твою кривую задницу! Где ты?! Где?!~
— Этан, ублюдок, я надеру твою кривую задницу! Где ты?! Где?! — Он крикнул громче прежнего, вторя себе вслух, но ответа все равно не было, и это пугало. Это, мать его, по-настоящему пугало, потому что он точно знал, что был близко, Этан не мог, не в состоянии был уйти дальше, чем на пару шагов. Он должен был стоять где-то здесь, может держаться за что-то...

Или он мог упасть и уже помереть под копытами. Тогда и отсутствие ответа становилось простым и понятным. Ну какие шансы у одноногого парня продержаться в такой давке даже те несколько минут, что Цефас пытался к нему протолкаться?

Нужно было уходить нахрен с площади, а лучше вообще на нее не соваться.

На этой мысли он об Этана буквально споткнулся. Тот действительно был рядом от искомого места. Почти под копытами придурка с лозунгами, на удивление почти целый на вид, хотя, конечно, оглушенный и трясущийся.

Трясущийся значит живой.

Зачем он ждал ответа от человека, лежащего рожей в мостовую и перепуганного насмерть? Это был хороший вопрос, и Цефас предпочел задаться им, а не думать о том, что мог шагнуть в другую сторону и оставить Этана подыхать здесь. Думать в таких ситуациях вообще стоило быстро и только по делу. Поэтому он быстро обшарил взглядом землю, подхватил с нее сумку (дорогая) и самого Этана, наплевав на костыли. Деревяшки бы только мешались, слишком объемный груз. Ему еще человека тащить. И, предпочтительно, не на плече, чтоб быть уверенным, что не саданет его ненароком головой обо что-нибудь.

~Держись крепче.~ Он закинул руку Этана себе на шею. Хватка у того была не столько уверенной, сколько панической, но главное действительно крепкой. Это было важно. Цефас хотел иметь хотя бы одну свободную руку, так что сумка Этана впечаталась тому в живот, пока его приподнимали, обхватив за талию. Смысла в его единственной ноге сейчас не было, беречь его самоуважение было незачем. О том, что такая хватка может быть болезненной, думать тоже не приходилось.

Цефас двинулся в сторону западного выхода с площади, выверенным жестом прихватив с собой парящий шар воды и воздерживаясь от того, чтобы не опрокинуть его ледяным потоком на головы толпы.

Впереди еще мог оказаться огонь.