Приветствуем вас на улицах одного из самых беспокойных городов Бореала. Здесь так много завораживающих мест и интересных личностей! Простые жители, маги, аквары, айры, а на пирсе, клянусь, пришвартовано несколько самых настоящих пиратских кораблей! Только вот время для прибытия, увы, не самое подходящее, вокруг царят разруха и хаос. Или так и было задумано? Ведь проще войти в историю в тяжелое время, не так ли? Удачи. Мы с удовольствием последим за вашими шагами на пути к величию!
Это напряжение распространялось от господина директора волнами, незримым туманом и, по всей видимости, передавалось и остальным присутствующем. Мужчина крепко сдавил набалдашник трости в руке и громко щелкнул ею по деревянному полу шатра так, что вполне мог бы пробить доски.
- Сильнее! - прорычал грозно альбинос, скорее почувствовав, чем заметив, как вздрогнули на сцене его "артисты" - Этот процесс интереснее в исполнении сонных мух, чем в вашем! Ну! читать дальше
Heart of eternity |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Heart of eternity » Флешбек » Ruining this banquet
Ruining this banquet
Время и место10-12 июля 3123 года, преимущественно паб "Золотой вепрь"
Действующие лицаЦефас Им'Лиэ, Этан Сивиль-Терео
Как известно, встречи выпускников нужны, чтобы можно было почувствовать себя чуть менее неудачником, сверкнув перед бывшими одноклассниками своими достижениями. Но если с момента выпуска прошло двадцать лет, а ты в полушаге от дна жизни, лучше туда не соваться... или нет?
Отредактировано Этан Сивиль-Терео (2017-04-24 01:50:05)
Лето выдалось слегка прохладным и удивительно ленивым. Солнце вроде как было, но светило сквозь мутную облачную пелену, а потому жару можно было ощутить, только если целенаправленно встать в пятно света и терпеливо ждать эффекта. (Цефас терпеливым не был, поэтому провернул такой фокус ровно один раз из чистого упрямства). Хотя бы раз в неделю упорно приключались мелкие моросящие дожди, порядком убавляющие Цефасу работы, которой он и без них не слишком злоупотреблял.
В итоге пропадал сам интерес того, чтобы слоняться по округе петлями, возвращаясь раз за разом к рабочему месту. Ничего плохого его там ждать не могло по определению. Ну, помимо вида таких же скучающих коллег, кукующих на отведенных им местах и ноющих о том, что если дожди продолжатся, им придется брать с него пример и отращивать жабры.
Цефас мог только пожелать им удачи и уйти из средоточия тоски и уныния подобру-поздорову.
То ли погода так сильно располагала к меланхолии, то ли у него приключился облик аквара, не склонного к сотрудничеству, но интересные люди с безобидными вопросами о маленьких, но дорогостоящих одолжениях, тоже появлялись в его жизни удивительно редко. Цефас предпочитал думать, что дело все-таки в погоде самой по себе, иначе пришлось бы ставить крест на всей своей способности держать лицо. Случались в его жизни вещи пострашнее дождика, и ничего, народ к нему тянулся, а карманы тяжелели.
Слегка затосковав, пусть и отказываясь признавать это открыто, он непривычно много времени проводил за Стеной. Иногда даже застревал там на пару дней, пока чьему-нибудь гостеприимству не приходил конец и ему не предлагали посмотреть, не заскучала ли без него его собственная квартира, которой он зачем-то обзавелся совсем в другом районе. Тогда он шел и проверял, удивляясь мимоходом весу своей неизменной второй шкуры со всеми ее значками и карманами. Таскаться со всем багажом по пояс в воде было бы донельзя глупо, так что она дожидалась своего часа в безопасной нычке неподалеку от коновязи, куда соваться не приходило в голову ни одному адекватному аквару.
Цефас себя адекватным давно уже не считал, но многие, на его удивление, с этим не соглашались. То ли он так хорошо старался, когда только приехал в Эмер и пытался произвести впечатление одновременно на местную родню и на местных Старейшин и лично Реликта, то ли запросы в преимущественно человеческом городишке были все-таки пониже, чем в Тэрраргентэе. Он за все годы так и не определился, какая версия кажется ему правдоподобнее, но обе так или иначе сводились к тому, что ему точно виднее, что считать за норму. И что он под эту норму попадает с натяжкой.
Можно было бы, конечно, поступать проще, и скидывать лишнюю одежду на поруки племяннице. Но во-первых это было бы слишком примитивно, а во-вторых он предпочитал пользоваться этой возможностью только если заглядывал в квартал ненадолго. Не то чтобы он в принципе мог заявиться туда с чем-то потенциально проблемным за пазухой, ему скорее не нравилась мысль о том, что повесив где-то плащ больше, чем на пару часов, он вроде как обозначает, что пришел домой, а не в гости. Навязываться Цефас не хотел. Потому и торчал то у одних приятелей, то у других, забегая к родне не дольше, чем на ужин.
В очередной раз ощущение, что он категорически загостился, посетило Цефаса самостоятельно, без деликатных замечаний о том, что дома и стены греют. Он просто поймал себя на том, что в течение одного и того же разговора упомянул, как три дня назад помогал со скуки укладывать крышу на редкость криворуким молодым людям, и принялся планировать посещение ритуала, до которого оставалось еще два дня.
Три плюс два, плюс один день текущий — он не вылезал из-за Стены уже шесть дней и даже не заметил.
Этого осознания оказалось вполне достаточно, чтобы Цефаса снесло оттуда вихрем, и ни на какой ритуал он, разумеется, оставаться не стал. Еще чего не хватало. Нет, он почитал духов моря, и старался в обычное время находить пару часов в неделю (хорошо, в пару-тройку недель), чтобы отдать им должное. Но за последние пару месяцев их отношения стали какими-то слишком уж нежными. Он не для того селился подальше от Стены, чтобы в итоге осесть в этом закрытом мирке, теряя счет дням. Еще немного, и какой-нибудь доброхот поднял бы вопрос о принятии его в состав Старейшин, а с ехидной рожи Реликта сталось бы ответить утвердительно.
Жуткая гадость. Он не был готов списывать себя со счетов. Не сейчас. Может лет через пятнадцать-двадцать, когда начнет активно седеть. По естественным причинам.
Добравшись до дома, он первым делом сбрил бороду. Лицо в зеркале сделалось молодым, надутым и каким-то безликим. Он совсем отвык видеть себя таким, и не думал, что соберется менять что-то в своем облике раньше, чем окончательно покинет Эмер. Но волосы не пальцы, им свойственно отрастать. Скоро он снова станет похожим на себя самого, а пока что ему удалось хоть отчасти унять настойчивый зуд внутри, требующий что-то менять и куда-то двигаться.
Цефас ненавидел скуку и однообразие всей своей душой.
Пометавшись немного из угла в угол, он пришел к выводу, что все-таки не готов показываться в таком виде ни на рынке, ни, тем более, на службе, но и сидеть на месте было сейчас выше его сил. Плащ, по здравому размышлению, он бросил дома. Нарочито неаккуратно, не проверяя, что могло умереть и окуклиться в его карманах за то слишком долгое время, что он туда не заглядывал. Пусть лежит. Дома. Там, где Цефас живет, там где он выбрал жить, чтобы не зарасти плесенью изнутри.
К тому же то, каким чужим воспринимался сейчас должный быть привычным и уютным вес, раздражало его неимоверно.
Притащиться в таком раздраженном настроении он мог только в одно место. К Этану. Нет, можно было бы еще и в Западный, но Цефас не был уверен, что окажется хуже: ввязаться сдуру в какую-нибудь заварушку, как будто он сорокалетний пацан, а потом огребать последствия и самого себя стыдить, или же обнаружить, что даже на самом дне города все замерло, и делать там нечего. Этан же был человеком настолько стабильным, последовательным и нормальным, что в его присутствии творящееся в городе безобразие вполне могло начать восприниматься естественным. Этану и не полагалось отражать вечную суету Эмера, напротив, большую часть времени он служил своеобразным якроем, напоминающим, что даже здесь осталось место постоянству. За это Цефас его очень ценил. За это, и за то, что конченным занудой тот все-таки не был, а потому с ним можно было нормально потрепаться, а изредка даже ввязаться во что-нибудь интересное. Достаточно изредка, чтоб это оставалось исключением из правил.
Еще Этан был ценен тем, что его всегда было просто найти, и он никогда не отказывал Цефасу в гостеприимстве. Пытался, да. Но в конечном итоге не отказывал.
— Угадай, кто. Не беги открывать, я справлюсь сам. Ставь лучше чайник, я продрогший и несчастный. — Он действительно умудрился порядком замерзнуть, пробежавшись по городу мокрым насквозь и одетым ровно настолько, насколько это было оправдано за Стеной. На приведение себя в порядок ему как-то не хватило осознанности, весь интерес к внешнему виду ушел в бритье. Теперь он об этом немного жалел, как и о брошенном и преданном плаще, которым даже не успел согреться по дороге к дому.
~Я знаю, ты по мне скучал.~
Он сам, по крайней мере, осознал, что соскучился, оглядывая с порога знакомую до мелочей мастерскую.
Отредактировано Цефас Им'лиэ (2017-04-26 13:35:29)
Возможно, ему нужны были очки для чтения.
Думать об этом не хотелось. Этан и так весь оброс аксессуарами, без которых его жизнь была весьма затруднительна, добавлять сюда еще и очки было как-то совсем уж жалко; да и карьера его почти вся строилась на работе с деталями, порой настолько мелкими, что приходилось прибегать к помощи увеличительных стекол. Какие тут очки? Хватит и повязки...
Но нельзя было отрицать, что ему приходилось щуриться, чтобы вчитаться в размытые строчки — щуриться так, как не приходилось десять лет назад, просиживая сутками в архивах.
С другой стороны — может быть, он просто устал? Утомился читать именно эти строчки, написанные именно этой рукой? Мог же он потешить себя такой надеждой?
Заказ был простой — реставрация дневников чьей-то прабабушки, которые были найдены скорбящими потомками на чердаке фамильного поместья. Пятнадцать пухлых тетрадей в толстых кожаных обложках: переплести, разровнять и отбелить страницы, срезать обтрепавшиеся края, вставить красивые ленточки-закладки — это еще полбеды. Бедой были чернила: местами выцветшие, местами расплывшиеся от сырости, они превращали текст в нечто неаккуратное и плохо читаемое. Как следствие, вот уже вторую неделю Этан сидел над этими тетрадями, вооружившись пером и подобранными в тон чернилами, и восстанавливал — иногда пропавшие буквы, иногда строчи и целые абзацы, когда догадываясь о сути записи по контексту, а когда и попросту придумывая детали.
Первые пару дней это было интересно, но к концу недели нервы Этана начали сдавать. Он никогда не был большим фанатом дневниковых записей — это Надина могла сутками изучать мемуары какого-нибудь прапра, Этан предпочитал сухие и относительно объективные справочные тома, желательно с картами и графиками. Одно дело — послушать, сидя у костра, истории о чужих приключениях, когда страшных, когда смешных и унизительных; совсем другое — знать, что какой-то Джон Доу ел на завтрак второго ноября семнадцатого года прошлого века.
Надина — в те редкие дни, когда ей приходило в голову обсудить что-то с младшим братом, — скупо говорила про анализ чужого опыта в целях предотвращения собственных ошибок. Этан про себя считал, что это бесполезно, потому что о том, что люди прошлого в основной своей массе дурачье, он и так знал и их ошибок бы не сделал, а что до его собственных ошибок, так каким образом тот самый завтрак второго ноября должен был предостеречь его от, например, экспедиции, сломавшей — перевернувшей — его жизнь?
Кроме того, дневники только подтверждали лишний раз, какая у людей в общей массе скучная, унылая жизнь. Изо дня в день — ходил на работу, говорил с матушкой, играл с собакой, и так веками, с редкими вкраплениями военных походов и гениальных открытий. В юности Этан позволял себе мечтать, что уж его-то жизнь сложится по-другому, и его мемуары будут выглядеть иначе — чтобы каждая страница — приключение, каждая строчка — откровение, и что в итоге?
«Дорогой дневник, вот уже две недели как моросит дождь — и это мы называем летом...»
Такую жизнь Этан на бумагу переносить не стал бы, бумаге можно найти применение и получше.
В общем, чтение чужих дневников заставляла Этана слишком много думать над своей жизнью, и ему это не нравилось. Особенно учитывая...
Он как раз в очередной раз не смотрел старательно на газету, сложенную вдвое и прикрытую поверх самого неудобного квадратика с объявлением его котелком — когда за дверями раздались шаги.
Этан практически ненавидел себя в этот момент, но по шагам он мог определить, кто это был — и не потому что был так уж хорош и обладал невероятным слухом, а потому что навещали с относительной регулярностью его мастерскую всего два-три человека, и только одного он бывал рад видеть, рад настолько, чтобы выделять эти шаги в числе других.
Так что он действительно поднялся со стула и добрался вдоль стены до маленького кухонного уголка — так гордо именовалась тумба, на которой стояла спиртовка с маленьким чайничком. У него даже оставался чефин любимый чай, и он щедро насыпал заварку в заварочник, пока за его спиной Цефас закрывал дверь, стряхивал с себя воду и топтался на коврике, делая вид, что вытирает ноги.
«Я знаю, ты по мне скучал.»
Этану было очень странно впервые знакомиться с телепатией Чефы. Шамси — да и другие аквары, с которыми он проводил вместе время — почему-то обходили его голову стороной. То ли считали, что они недостаточно близки, то ли проявляли какое-то уважение к ограниченным способностям людей — кто знает. Поэтому Этан оказался совершенно не готов к чужому голосу в своей голове... к тому, насколько он именно чужой — ни за что не спутаешь со своим, но при этом и не описать, чем именно отличается... И, как всегда, в ответ на вмешательство в мысли что-то трепыхнуло в межреберье. Этан даже уточнял как-то раз у Чефы, порядочно при этом смущаясь — нормально ли это? Может, у него индивидуальная непереносимость?
Чефа смеялся. Много. Этан в ответ оскорбился и с тех пор делал вид, что телепатию на дух не переносит, что, в свою очередь, заставляло Чефу использовать ее только чаще и в самые неудобные моменты. Трепыхание, похожее на то чувство, которое случается, когда корабль падает с гребня волны, никуда не девалось.
И, самое гадкое — Этан же правда скучал.
Не то что бы ему так уж нравился Цефас, нет. Просто как-то так получилось, что последний год он один регулярно, по доброй воле и (почти) без скрытых мотивов появлялся в его мастерской, попивал чай и рассказывал свежие сплетни — у него даже появился «его» табурет, который ничем от других в студии не отличался и все же пустовал всегда, словно был помечен каким-то образом и отпугивал других гостей. Этан вспоминал порой студенческие годы и то, как было тогда одиноко и скучно, пока его не взяли под крыло дальние родственники. Хотя, если подумать, он что до, что после не очень-то хорошо обзаводился друзьями.
Друзья. Можно ли назвать так их с Чефой? Сложный вопрос, Этан не любил выносить такие решения быстро; но за месяц он успел порядком соскучиться, и это факт.
— Я говорил тебе оставлять телепатию за порогом? — поинтересовался он громко, выставляя на поднос чашки: свою маленькую, тонкостенную — только в таких чай получался правильным, и чефину здоровенную жестяную, потому что Чефа неотесанный болван и предпочитает количество качеству. — И не вздумай подносить свою хламиду даже близко к...
Этан привык порой упираться взглядом Чефе в грудь — из-за разницы в росте. К чему он не привык, так это к той самой груди, но в, э, натуральном виде.
Обнаженном виде. Очень обнаженном.
Этан обернулся, и следующие несколько секунд пребывал в состоянии несколько раздвоенном — какое бывает обычно у людей, когда случается катастрофа. Он как бы смотрел на себя со стороны, оценивая себя трезво и прекрасно понимая, насколько нелепо сейчас беззвучно двигает губами, то ли пытаясь что-то сказать, то ли глотая воздух; и в то же время он смотрел на Чефу и не помнил вообще, собирался ли что-то говорить — или дышать, если на то пошло.
Чефы было... много. Почему-то парадоксально много, больше, чем обычно, хотя он был без своего пальто-шинели с тьмой карманов и загадочных ремешков, а ведь оно делало его и в плечах шире, и в боках толще. Без слоев ткани у Чефы вдруг обнаружились мускулы — на груди и на руках, и небольшой, но даже на вид волнующе мягкий живот. Взгляд зацепился за тонкую полоску шрама под левым соском и задумчиво сполз аж до самого пупка — под которым, к счастью, почти сразу начинался высокий пояс шаровар, потому что если бы дальше взгляд Этана пополз бы по полоске вьющихся (в этом он почему-то не сомневался) волос, он бы отказался уважать себя как личность.
К несчастью — шаровары были мокрыми, и Этан поспешил вздернуть взгляд выше, потому что изучать рельефность мускулов бедра своего гостя он не собирался. Не здесь, не сейчас... предпочтительно не взглядом... так, думать выше.
Выше были руки — плечи, одно с витиеватой татуировкой. Этан не хотел пялиться, но невольно все же отметил отдельные вещи — например, что Чефа стар, как этот мир... или, скорее, как здание, в котором они находятся, плюс-минус лет десять, чтобы сказать точнее — нужно было вести Цефаса на свет. И... свадьба? Этан мог только предполагать — у Шамси таких завитушек не было, он был холост... память о том, как аквар водил его пальцем по узорам на коже и объяснял, что означает каждый, рухнула на голову с изяществом кирпича, на мгновение выбив из Этана остатки духа и несколько вернув его в мир живых.
Как раз вовремя — чайник начал пыхтеть, и это было отличным поводом отвернуться и взять себя в руки. Вместе с чайником. Ты не можешь позволить себе дрожь в пальцах, когда орудуешь чем-то горячим, он это понял еще на заводе.
Просто... давно в его жизни не было. Акваров. Да.
— Тебя ограбили, или я настолько давно не выходил на улицу, что пропустил возврат человечества к основам бытия и наготе как средству единения с природой? — спросил он светски, и голос у него был самый нормальный, даже, может, холоднее чем обычно. Абсолютно не — смущенный. Или взволнованный. Или еще какой-то неприличный.
Главное — не моргать слишком часто, потому что эта самая широкая, внушительная грудь так и вставала перед внутренним взором во всем своем эбонитовом великолепии. Со всеми этими шрамами, только подчеркивающими гладкость кожи, и капельками воды, стекающими... стекающими...
Что-то было не так. В Чефе. Помимо общей неодетости. Этан никак не мог понять, что именно, но оборачиваться и присматриваться было неловко. Он, конечно, был привычным к чужой наготе — начиная со школы с военным укладом и заканчивая экспедицией, после которой чувство стыда приходилось взращивать себе заново, с нуля; просто это было неожиданно, и это был... Чефа... Чефа и все интригующие вопросы, вроде того, как располагаются на его теле светящиеся точки и насколько низко они спускаются — вопросы, которые раньше Этан в своей голове старательно (возможно, слишком) обходил...
Зато все сомнения касательно зрения пропали. Отличное зрение, очень четкое. Хоть сейчас в стрелковый отряд записывайся. Может, Чефа еще и целитель немного, с него бы сталось.
[AVA]https://pp.userapi.com/c837225/v837225740/2f026/J6cPvqBul3s.jpg[/AVA]
Этан был чопорным. Другого определения и в голову не шло. В том, как он замер, разглядывая в упор голую грудь Цефаса, просто сквозила растерянность, соразмерная разве что разрушению самих основ мироздания.
Какой кошмар, живое, мыслящее, говорящее существо — в меньшем количестве одежды, чем нужно, чтобы скрыть всякий намек на присутствие плоти под многослойной тканевой оберткой. Страшный скандал. Высший свет в возмущении.
Цефас счастливо осклабился, когда этот ворчливый сноб отвернулся от него, принимаясь возиться с чашками. Все-таки есть вещи, которые никаким жизненным опытом не вытравишь. Ни бедностью, ни тяжелой работой, ни общением с самым невыносимо невоспитанным акваром на свете по версии самого же Этана.
Трудно было сказать, что больше выдавало в нем аристократа. Вся эта возня с тонкостенными чашечками и правильным порядком заваривания чая? Педантов и любителей полакомиться хватало и среди простых торгашей. То, как он трепетно, терпеливо и безуспешно отстаивал свое право оставаться в одиночестве в своей голове, хотя его почти зримо потряхивало, когда Чефа прокрадывался шепотом в его мысли? То, до чего очевидно было, как ему нравится внимание, но отвратительна идея интимности происходящего? Существующей, большей частью, в его человеческом, благовоспитанном мировоззрении интимности.
Скорее, все-таки то, насколько споро и безупречно он состроил холодную и пренебрежительную мину, отойдя от первой волны негодования. Вот уж что, а держаться с задранным носом в любых обстоятельствах он умел. С голоду дох, а слабости не показывал. Цефаса всегда завораживала эта бессмысленная, но красивая горделивость человеческой знати. И он достаточно долго не сталкивался с подобным вблизи до переезда в Эмер, чтобы любоваться выпендрежем Этана с восторгом ребенка, раз в год попавшего на ярмарку.
Он даже позволял ему себя воспитывать. Купил себе вторую кружку, чтобы стояла на полочке в мастерской, ожидая его прихода. Чтобы Этана не передергивало каждый раз, как он снимал первую с пояса, где та болталась по старой походной привычке. Грязно, видите ли. Как будто мало обдать посудину кипятком, перед тем, как использовать.
Люди такие хрупкие. Вечно трясутся, как бы не сожрать или не выпить что-то не то, валятся с лихорадкой от каждого сквознячка. Потому и одеваются как капуста, в кучу слоев.
Этан еще неплохо держался. Цефас ловил себя порой на мысли о том, что слегка переживает, как бы его приятель не подох от какой-нибудь мерзостной дряни, которая бродила по Восточному району, прорежая временами местные клоповники. Он не особо разбирался в человеческих болезнях, но накрепко привык ожидать от них худшего.
За полгода их знакомства Этан ни на что такое не жаловался, но это еще ни о чем не говорило. Слишком гордый, чтобы прямо сказать, что ему что-то нужно, что он устал, что ненавидит свою жизнь и добрую половину народа в округе. Это тоже было умилительно. Такие старания, а ради кого? Какие зрители у этого представления, кроме, собственно, Цефаса?
— Я посмотрел бы на тех, кто возьмется меня грабить. Ты выходи на улицу почаще. По-настоящему, а не "топ-топ до дома, топ-топ обратно". Может заметишь, что на дворе лето. Мерзенькое, прямо скажем, но все-таки. — Он выдвинул из-за стола свой табурет и уселся на свое место у окна. Обзор все еще был шикарный. Лучшие улицы, самые проторенные хитрым людом дорожки. Кстати, он проверял, Этан понятия не умел, до чего же удобное для своих нелюбимых кредиторов местечко избрал для работы.
Почему-то наличие своего места у этого окна чужеродным не ощущалось. А вот когда он подобным обзавелся в доме родни, еще пару лет назад, его порядочно так перетрясло. Наверное, все дело было в том, что от Этана не исходило ощущения, что он только и ждет, как бы Цефаса захомутать и сделать достойнейшим и наискучнейшим членом общины. Общества. Не суть важно.
И это несмотря на все его посягательства на неприкосновенность изящных цефасовых манер. Чудное дело, что тут еще скажешь.
Этан вообще был не особо настораживающим большую часть времени. Славно удерживал дистанцию этими своими великосветскими замашками. Действовало успокаивающе. С ним можно было находиться рядом подолгу, не делясь личным, и личного с лихвой не узнавая, что, безусловно, освежало, на фоне того, как Цефас привык взаимодействовать с людьми. Большинство так отчаянно любило поговорить о себе.
О, Этан тоже, Этан вообще от себя был в полнейшем восторге, хоть этого и не признавал. Но его личная информация была его мыслями, его мнением о происходящем вокруг, о его работе, о политике, о Цефасе, о сплетнях, которые тот приносил, только чтобы послушать, что ему на них скажут. Мало с кем ему доводилось вот так вот беседовать ради самой беседы. Рассказывать что-то, потому что об этом интересно почесать языками, а не во имя практической пользы. С Этаном все, что Цефас знал, словно бы обесценивалось, но почему-то от этого только становилось легче.
До сегодняшнего дня, потому что он сам умудрился проколоться, напрочь нарушив устоявшийся порядок вещей.
Большинство людей, даже читавших худо-бедно по акварски, делали это все же с конкретными целями. Для торговли в основном, законной и не очень. Мало кого, кроме, может, всяких зануд из Академии, интересовала их культура и сложные знаки, использовавшиеся большей частью в культовых целях. И Цефас как-то забывал, что его добрый приятель-фальсификатор не только не очень-то тайный лорд, но еще и один из тех самых заучек, знающих слишком много для своего возраста.
И этот заучка, до того как посвятить себя чаю, довольно пристально, пусть и все так же негодующе-растерянно, рассматривал его плечо.
Хотелось прикрыться, но было как-то поздновато.
Не то чтобы Цефас так уж скрывал свою биографию. Мало там было такого, что можно было против него использовать, да и при должном старании все записанные на его коже детали находились в рамках все того же Эмера. Год и место рождения? В конторке, распределяющей хреновых магов на службу. Состав семьи? Пара часов жизнерадостного трепа в акварском квартале, и все будет как на ладони.
Вот только никому оно не было нужно, никто не стал бы утруждаться все это вызнавать. Такие мелочи, они ведь ничего не значат. Пока ты не узнаешь их, и они не исказят все твое восприятие другого человека. Брр.
— В общем, я тут понаслаждался погодой, но она оказалась ко мне жестока, и наши милования закончились страданием. У тебя тут ничего такого, теплого, нет? Кроме того, что вовнутрь. — Он подпер щеку кулаком, наваливаясь на низковатый, но крепкий столик с самым безмятежным видом.
Хуже уже стать не могло, так что и тревожиться. Зато теперь он точно знал, что ему необходимо вызнать про Этана побольше. Для баланса стихий и всего такого прочего.
Чтобы не зазнавался, короче говоря.
Отредактировано Цефас Им'лиэ (2017-04-26 04:11:28)
Смешливое ворчание Чефы настраивало на привычный лад. У Этана невольно дернулись в улыбке уголки губ: даже не от самих чефиных шуток, а от звука его голоса в стенах мастерской. Этан сутками, неделями обходился без посетителей, если не было клиентов или нервных визитов Эрика, и обычно ему нравилось им же лично выбранное уединение, но иногда... иногда приходилось говорить с самим собой, чтобы проверить, не оглох ли ты вдруг каким-то несчастным случаем.
— Мне быть вежливым хозяином и предложить тебе свой плащ? — поинтересовался Этан, переживая постепенно первую волну невыразимых эмоций, связанных с появлением Цефаса. Ясное дело, плащ Этана сгодился бы Чефе разве что как шарф или пояс... и то сомнительно, Этан получил удовольствие обозреть его талию...
Вдоль стены Этан добрался до угла, где на ящиках и мольбертах лежали разного рода уже-не-нужные-но-выкинуть-жалко вещи (признаваться в этом он не собирался, но он был барахольщиком не хуже Чефы, только у него залеживались вещи правда нужные и полезные, а не всякий хлам, на который смотреть-то стыдно). В числе прочего там имелся и отрез ткани — под ним Этан обычно хранил полотна, которым еще нужно было обсохнуть, не рискуя выцвести в тусклом эмерском солнечном свете. Ткань была шершавой, толстой, пахла пылью, краской и немного ацетоном, но, не смотря на цветные разводы с двух сторон, была относительно чистой. И сухой. Сейчас это было важно.
Чефа полулежал на столе, заняв свое любимое место у окна — всегда поглядывал туда одним глазом, пока Этан не начинал сдержанно шутить, что один косой в этой компании уже есть и второго он не потерпит. На самом деле, если забыть о плечах-груди-дождевых каплях, выглядел он усталым. И не совсем того сорта усталостью, какая бывала у него после насыщенного рабочего дня или даже недели; скорее, это была усталость, от какой иногда сгибался Этан, когда среди ночи его накрывали мысли о семье, долге и прочих вещах, от которых он бегал десятый год, совершенно не уважая дедовы седины.
Скажи кому, что в Цефасе есть скрытые глубины, располагающие к экзистенциальным переживаниям — не поверят же. Или поверят? Честно говоря, Этан понятия не имел, есть ли у Чефы другие друзья, или родственники, и насколько они близки. Так же, как Чефа — Этан надеялся на это, — не был особо в курсе состава его семьи или бывших романов. Этан не был дураком и догадывался, что Чефа как минимум понимает, что он не всегда жил в Восточном районе и питался овсянкой и крепким чаем, но Чефа не спрашивал, и Этан не отвечал, и это были хорошие отношения — идеальные отношения, сказал бы он, и не стал бы ничего менять в их чаепитиях для двоих с обсуждением свежих сплетен.
Прикрытая шляпой газета снова пришла на ум, и Этан отмахнулся от нее еще более сердито. Вот еще не хватало... приплетать сюда это. Поболит и перестанет. Тем более что теперь тут есть Чефа, чтобы отвлечь его от лишних мыслей.
А Чефа отвлекал. Что там от мыслей; можно было даже не надеяться вернуться сегодня к работе. Этан дышал нарочито медленно, всерьез опасаясь, что если даст себе волю, тут же вывалит наружу язык, как перегревшаяся псина. Благо, Чефу больше занимало происходящее за окном, чем передвижения Этана по мастерской. Насмотрелся уже на его прыжки-перебежки.
У Чефы были широкие плечи, усыпанные мелкими, незаметными на первый взгляд темно-синими каплями. Этан знал по опыту, что если Чефа захочет — они разгорятся... голубым, бирюзовым, аквамариновым? никогда не угадаешь. На ощупь капли были чуть выпуклыми — у Шамси они поднимались по шее до самого затылка и роились на груди, у Чефы спускались широким треугольником до середины спины, вдоль позвоночника. Может быть, если бы Этан спросил, Чефа разрешил бы потрогать — он любил хвастаться собой во всех возможных смыслах и обычно удовлетворял редкие любопытствующие запросы Этана касательно акварской культуры...
Этан покачал головой и накинул на Чефу ткань — тот встрепенулся, почти как лошадь, уснувшая стоя и получившая щелчок по мускулистой шее от кучера. Этан позволил себе лишний момент — своими руками эту самую ткань расправил по плечам и подоткнул немного, заворачивая Чефу почти как ребенка. Большого, мокрого и обидно красивого. Сухим и относительно чистым полотенцем провел по его волосам: длинным и свивающимся в тугие кольца от воды. Наверное, как-то так должен был выглядеть Чефа, если выныривал из воды в заливе, как полагается аквару. В густые пряди хотелось запустить пальцы; хотелось и раньше, если быть честным с собой, но сейчас была удобная возможность, и Чефа пах сыростью, а под ней разгоряченным телом человека, пробежавшегося бодро под дождем.
Соблазнительно. Этан оставил полотенце у Чефы на голове и предоставил ему дальше сушить себя самостоятельно.
— Пожалуйста, — сказал он сухо, не рассчитывая на лишнее «спасибо». — Ты называешь это летом? Я склонен верить в слухи о том, что аквары собрались утопить Эмер в дожде и превратить его в один из своих тайных подводных городов.
Он не собирался спрашивать, куда Чефа запропастился почти на целый месяц. У их встреч не было четкого графика, только условное «вечер раз в неделю-две», и даже Этан не мог мнить себя пупом земли настолько, чтобы считать, что важнее его персоны дел у Чефы быть не может, и даже он понимал, как нелепо будет выглядеть, если примется сейчас огрызаться — дескать, я уж думал, ты забыл дорогу к моей мастерской, или умер пьяным где-нибудь в канаве… лучше сделать вид, что он его отсутствия просто не заметил.
Возня была привычной и уютной. Этан сложил стопками дневники — начатые отдельно от законченных и нетронутых, собрал бумажную стружку, протер чернильные пятна. Газета мозолила глаза — Этан сложил ее снова, другой стороной, убрал на подоконник, потом испугался, что она промокнет (окно подтекало), положил обратно на стол, но в стороне от себя, потом задумался, какое ему дело, промокнет она или нет, если там все равно ничего... имеющего для него значение. Покачал головой, вытрясая из нее лишние глупости. Перенес на стол чашки с чаем и вазочку с медом.
Иногда он позволял себе чаевничать с Чефой, не отрываясь от работы, но он не видел засранца больше трех недель и собирался уделить ему столько внимания, сколько сможет. Главное — не показывать этого совсем уж яро, а то возгордится... павлин...
Кости, нывшие вчера, сегодня слегка утихли. Видимо, к вечеру дождь сменится таки летним солнышком — хотя бы ненадолго. Но разговоров о погоде на эту встречу уже было предостаточно, а начинать с жалоб на здоровье и вовсе было моветоном (и верным способом убедиться, что гость не вернется больше никогда), и поэтому Этан просто сел напротив Чефы и принялся болтать в чашке ложечкой, размешивая сахар и поглядывая ненароком на части Чефы, мешковиной не прикрытые, ибо никому вреда в том, чтобы посмотреть на что-то красивое без каких-то скрытых мотивов.
Грудь — и самый кусочек плеча с татуировкой... который быстро спрятался под тканью, как будто Чефа чувствовал его взгляд. Или ему просто было холодно, а Этан придумывал себе лишнее, и если он потом спросит, Чефа и татуировку даст изучить, он даже может придумать себе удобное тому оправдание, мол, по работе нужно... А выше шея Чефы — шире и короче, чем у Этана, с тонкими полосками жабр, и...
О. Ох. Картограф. Реставратор. Фальсификатор — даже если Этану не нравилось это слово. Человек, зарабатывающий себе на хлеб вниманием к деталям!
То самое странное, что бросилось ему в глаза, пока он был дезориентирован и ослеплен великолепием акварских мускулов и мокрых штанов — оно в буквальном смысле было у Чефы на лице. То есть, не было. То есть...
— Ты... — Этан открыл рот, потом какой-то частью себя вспомнил, что рот открытым держать неприлично, и захлопнул его с булькающим звуком. Взял в обе руки чашку, скрывая вернувшуюся нервную дрожь, поднес к губам, сделал большой глоток и зашипел, едва не выронив чашку на пол — от боли в обожженном горле, и от того, что ложечкой пребольно ткнул себя же в глаз. Не вынуть из чашки ложечку! Этан Сивиль-Терео, твой дед на другом конце города только что схватился за сердце, переживая больнейшую резь от такого урона по чести семьи!
Этан за прошедшие месяцы насмотрелся на лицо Чефы со всех сторон. Видел его сонным, видел его бодрым, смеющимся, хмурым, как-то раз даже с пурпурным синяком под глазом; и он знал это лицо уже не хуже своего собственного, вместе со смешливыми, с акварским золотым отливом, глазами, с тонкими изящными бровями, с пухлыми губами, изогнутыми почти идеальным луком. И с бородой — чефиной гордостью, если верить его же словам. Борода была примечательная хотя бы полоской седины — не типичной для акваров как факт, особенно так странно, полосой через черные волосы; Чефа рассказывал о появлении этого белого пятна с не меньшей охотой, чем Этан — о потери ноги, и наверняка так же правдиво.
Бороды не было. И усов. Был выразительный подбородок — с ямочкой, Империя и Император! И ямочки на щеках — потому что Чефа у Этана на глазах расплывался в широченной ухмылке, и Этан знать не хотел, как выглядит сейчас его собственное лицо, если Чефа кажется таким самодовольным. Без бороды Чефа выглядел не Чефой — то есть, Чефой, но как если бы он был ровесником Этана... не в акварских понятиях, а в человеческих годах. Даже младше. лет тридцать, больше Этан бы ему не дал. Чтоб им пусто было, этим акварам — многие люди были бы счастливы стареть так же, за считанные недели ближе к концу жизни, в остальное время оставаясь юными и свежими.
— Ты... выглядишь... неплохо? — выдавил Этан, пытаясь сохранять видимость контроля над собой. Как будто ему не хотелось с интересом практически невинным, исследовательским, потрогать эту новоявленную мягкую челюсть; как будто на языке не крутилось дурашливое «для меня старался?», выпрыгнувшее прямиком из студенческих лет, как будто и ему самому вдруг сбавило лет так двадцать ума и жизненного опыта.
Неплохо. Преуменьшение века. Хотя, мысля здраво, Этан мог бы отметить, что Чефа без бороды казался слегка тревожащим, как будто что-то было не в порядке. Как старинные картины, изображающие демонических сущностей: вроде бы лицо как лицо, а вроде то ли глаза больше нужного, то ли зубы острее… неправильность самого основания бытия.
Но плевал Этан на бытие! Когда тут… такое...
Этан убрал чашку на стол — просто на всякий случай. Здесь и сейчас чай не был ему другом. Кто его знает, какие еще сюрпризы подготовил Чефа, имеющий наглость выглядеть молодо и поразительно уютно, рассевшись полуголым и завернутым в мешковину, как незаконченная статуя древнего мастера, посреди этановой мастерской. Он даже не мог предположить, по какому поводу Чефа учудил с собой... такое. Для этого нужно было иметь в своем распоряжении хоть какую-то часть мозга, еще свободную для логических построений.
[AVA]https://pp.userapi.com/c837225/v837225740/2f026/J6cPvqBul3s.jpg[/AVA]
Цефас не отказался бы, чтобы «горячим вовнутрь» оказался алкоголь, но изначально понимал, что на подобное рассчитывать не стоит. Выпивки в этом заведении не водилось, ее надо было приносить с собой. Этан порой не отказывался присоединиться, хотя и морщил нос, рассуждая, что его и без того отвлекают от серьезных дел, но сам на алкоголь не тратился, и в общем-то был прав. Лишних денег у него не водилось.
Обе фляги остались дома, вместе с брошенным пальто, а забегать куда-то по пути Цефасу просто не пришло в голову. Она у него сегодня была занята совсем другими вопросами.
Так что оставался чай.
Чай был неотъемлемой частью общения с Этаном, да и самого Этана в принципе, если призадуматься. По крайней мере представить его, отказавшимся от чая и всех ритуалов, которыми он обставлял его приготовление, Цефасу было сложнее, чем мысленно отделить своего приятеля от его мастерской. И это при том, что за ее пределами тот практически не бывал, и в целом если и не любил свою работу всей душой, то сжился с ней накрепко.
Цефас никогда бы так не смог. Если он и чувствовал себя когда-то единым с собственным делом, то разве что во времена военной службы. И то большей частью от того, что она была не столько работой, сколько образом жизни, и отвлечения не предполагала.
Те времена остались где-то очень далеко в прошлом. Казалось бы, ну сколько там прошло? Что успело случиться в его, отдельно взятой, цефасовой жизни? Но мир не стоял на месте, и вот он приятельствует с человеком, которого и в планах-то не существовало, когда отгремела последняя Магическая.
Ни его, ни его мастерской, ни попахивающего чем-то химическим полотнища, которое он накинул на Цефаса. Ну ладно, здание мастерской, скорее всего, уже существовало, но явно не в том виде, к которому они оба привыкли. Тут было что-то совершенно другое, со своей рутиной и своими запахами. Наверное даже без той газовой плитки, на которой докипал сейчас чайник.
Полотно было не то чтобы особенно теплым или приятным на ощупь, но это было лучше, чем ничего, так что Цефас благодарно в него закутался, и даже не стал выпутывать руки, чтобы разобраться с тряпкой, которой Этан великодушно (и довольно приятно) прошелся по его голове. Пусть себе лежит, холоднее от нее уже не станет.
— Ты льстишь нашим талантам самым бессовестным образом. Ладно еще затопление города, тут много хитрости не надо, так, десяток-другой умелых магов и немного времени. Но сохранить что-то в тайне? Приятель, да мне в собственной голове тесно. И я в этом не исключителен, как ни обидно признавать.
Он хотел было добавить пару фраз мысленно, что-нибудь на тему того, что уж Этан это прекрасно знает по себе, но тот принялся возиться со своими бумажками, и Цефас его пожалел. Говорить под руку кому-то, чей заработок зависит от аккуратности, не слишком разумная стратегия, если хочется, чтоб этот человек привечал тебя на своем рабочем месте. Тем более что — удивительное дело — сегодня ему предлагалось удивительно много внимания, раз уж материалы отправлялись по своим местам.
Кроме газеты. У нее, судя по всему, своего места не было. Ни на окне, ни на столе, ни в отвратительно ровненькой стопке макулатуры, способной однажды на что-то сгодиться, куда экономный Этан отправлял весь подобный мусор. Что интересного писали на этой неделе? Что Цефас умудрился упустить из внимания, пока расслаблялся на кухне у Ильмы, совершенно уверенный, что жизнь в городе замерла и протухла?
Хотелось курить, но трубка и табак были все там же, с деньгами, флягами и осознанием своего места в мире. Где-то вне зоны досягаемости Цефаса.
Будь Этан человеком попроще, можно было бы одолжить курева у него, но этот педант категорически не признавал задымления своей драгоценной мастерской, сам никогда в ней не смолил, а гостям это позволял только в особо радушном настроении, при должной настойчивости с их стороны, и дующем в нужную сторону ветре за окном, в которое предлагалось высовываться чуть ли не по пояс.
Чудак, одним словом.
Зато чай у него был всегда отличный. Даже если дешевый, хотя Цефас пару раз подкидывал ему гостинцев поприличнее, когда водились лишние деньги. Делал он с ним что-то такое, заваривал по правилам или просто хорошо запоминал чужие вкусы.
Не то чтобы Цефас был таким уж привередой. Погорячее, покрепче. Послаще, если давно не доводилось поспать. Он в принципе не был уверен, что в обычном чайнике можно сделать что-то более отвратное, чем в походном котле. Ему-то доводилось в своей жизни пить всякое. Но это же еще не повод отрицать чужие таланты, правильно?
Этан, усевшись за стол, стрельнул левым глазом в сторону его плеча, и Цефас невольно подтянул полотнище, закутываясь плотнее. Может попозже он устроит этому воплощению любознательности экскурсию по своей краткой биографии, но не сейчас. Сейчас ему хотелось прийти в себя и отдохнуть, а делать это, ощущая пристальное внимание к своей персоне, было бы не особо удобно.
Придумывать, на что бы переключить чужое внимание, ему не пришлось. Этан справился сам. Цефас как раз успел сделать пару глотков чая и ощутить, как по нутру растекается жар, пока тот осмыслял новую информацию. Улыбка на лицо наползла сама собой.
— Неплохо? Ты меня обижаешь. — Он укоризненно покачал головой. Мокрая тряпочка сползла куда-то к затылку, так что пришлось встряхнуться, чтобы избавиться от нее окончательно. — Я являю тебе чудеса своей красоты и вечной юности, а ты можешь выдать мне только «неплохо»? Где же весь твой богатый словарный запас?
~Вот так и старайся для тебя, бессовестный человек~ Разумеется, он мог бы закончить мысль и вслух, но с чего бы? Чай был вкусным и грозился остыть, а ничего хрупкого и требующего внимания у Этана в руках уже не было. Кроме чашки, разумеется, но вот вероятность того, что он ее уронит была куда ниже, чем шанс что он свернет себе шею, запутавшись в своих трех ногах, или порвет по рассеянности копируемый документ. У этого человека были четкие приоритеты в жизни.
Отредактировано Цефас Им'лиэ (2017-04-30 22:46:29)
Этим Чефа был прекрасен и ужасен одновременно. Сколько раз в его обществе Этану приходили в голову мысли разной степени пристойности (не всегда связанные с Чефой, конечно, иногда просто грубые шутки или критические высказывания в адрес городских властей) — и он, как порядочный человек, прикусывал язык и глотал это, только чтобы Чефа следом высказался на ту же тему в тех же выражениях (с меньшим изяществом разве что). В пору было задуматься, а правда ли аквары способны только транслировать мысли, или все-таки...
Кто его поймет, этого Цефаса? Честное слово, Этан понимал, что Чефе и в страшном сне в голову не придет флиртовать — с ним, из всех возможных людей и акваров — но иногда Чефа шутил вот так, и Этану оставалось молча захлопывать рот и выдерживать на лице равнодушно-скучающее выражение, чтобы никак не продемонстрировать своей заинтересованности. Когда-то он думал, что не может быть ничего хуже нервных грубых мальчиков, готовых ввязаться в драку за слишком долгий взгляд или нечаянное прикосновение — как будто это было прямым приглашением в постель... как будто приглашение в постель было бы чем-то настолько дурным...
Но нет. То по-своему было просто — нужно только держать себя в руках, застегнутым на все пуговицы буквально и фигурально, и отвечать холодным презрением на любые инсинуации. С Чефой было хуже. Чефе было плевать.
Или он не понимал, что делает, или понимал слишком хорошо, и Этана раздражало, что за полгода общения он так и не смог определиться, и это раздражение пополам с неуверенностью повергало его в смятение каждый раз, как Чефа изволил шутить — что он делал каждый раз, как оказывался в мастерской, потому что из шуточек и осуждения текущей политической ситуации в основном состояло их общение. От неловкости Этан смущался, злился, уходил в себя и делал свои ответы все более едкими.
Чефу это, кажется, забавляло, и он только больше раскрывал свой цветастый павлиний хвост, совершенно не заботясь о переживаниях своего — предположительно — друга.
Оставалось надеяться, что те самые переживания не были истинной целью Цефаса, потому что быть чьим-то личным шутом наследник дворянского рода не собирался.
Этан вдохнул, выдохнул и прикрыл глаза. Пальцы побелели — так сильно он сжимал кружку, и оставалось только радоваться, что он загодя поставил ее на стол. Однажды в ответ на мысли Чефы у него в животе не будет образовываться дыра размером с трещину в океаническом дне. Однажды.
— Если бы ты старался для меня, ты бы оделся скромно и чисто, сообразно моде и своему положению в обществе, — сказал он своему отражению в гладкой тепло-коричневой поверхности чая. Мысль о Чефе в приталенном камзоле и белых перчатках лучше не сделала, но Этан искусно развил в себе умение выдыхать бесшумно через нос и не привлек к своему эмоциональному беспорядку внимания.
Если бы это была обычная встреча, Этан бы сейчас ушел в свою чашку с чаем полностью, пока Чефа лениво начнет рассказывать, какими слухами успел обрасти, пока шатался по району. Или они просто молчали бы уютно, пока обоим не придет время расходиться по домам. Но сегодня в голове Этана было слишком много — вопросов, мыслей... стоило отвлечься от Чефы и всех его составляющих, как в голове на новый виток пошли старые рассуждения. Тебе тридцать восемь, говорило что-то внутри. Двадцать лет как окончил школу, пятнадцать — институт... и где ты теперь, и кто ты теперь?
С кем ты теперь? Безродный аквар с непонятной профессией и сомнительной репутацией — единственный, кто иногда навещает тебя без внутренних мотивов. Человек не твоего круга... и хорошо, потому что как бы на тебя смотрели люди, равные тебе по статусу?
Возможность узнать ответ на этот вопрос была буквально у него под носом. Газета была сложена неудачно — Этан, как назло, видел кусочек объявления. До чего же страшно оно мозолило глаза.
Этан поднялся тяжело, взял чайник и вернулся, доливая кипяток в кружку с остывающим чаем. Добавил туда же ложку меда. Снова принялся ожесточенно размешивать, будто от этого зависела его жизнь.
В училище сахар к чаю выдавали только по праздникам, а их было не то что бы много. Поэтому все, кто мог, в каждой увольнительной сметали по окрестным лавкам сладости всех мастей и проносили их в казармы самыми диковинными способами. Тех, кто попадался, наказывали довольно жестко, и Этан бы никогда на такое не пошел — боялся порки, боялся расстроить деда, да и сладкое не любил, не водилось оно в поместье, когда он был маленьким; но это был вопрос того, примут ли его товарищи на равных, и поэтому он как-то целую ночь провел за тем, что подшивал внутри форменного камзола кармашки, до полной нечувствительности обкалывая иголкой подушечки пальцев.
Не поймали. А к сладкому он привык уже много позже — в экспедиции. Иногда кубик сахара с горбушкой хлеба был пайком на весь день, и ничто так не подстегивало работу мозга и усталых ног, как быстро растекающаяся по языку сладость. Знал бы, когда сдавал экзамены в академии...
Почему-то хотелось рассказать эту историю Чефе — и это было странно. Подозрительно. Опасно. Уж чем Этан не страдал, так это сентиментальностью и ностальгией, и за всю их с Чефой дружбу они оба обменялись разве что парой историй из прошлого, с чего бы менять это сейчас? Этан сделал большой глоток, обжигая язык, и уставился в окно с деланным безразличием.
За окном — вот удивительно-то, — все еще лило.
— Вроде бы это хороший знак? — спросил Этан с интересом. Несколько преувеличенным, пожалуй, и, видимо, громче, чем стоило — Чефа озадаченно на это моргнул. — Ну, если дождь идет всю неделю перед праздником Большой Воды?
Интересно, были ли в курсе организаторы встречи, что выбранная ими дата совпадает с аварским праздником? Этан сомневался. Он сам-то и дату, и поверье помнил только потому что когда-то в ровно такую же погоду, мокрые и несчастные, они с отрядом плелись через пустыри и горы, и два оставшихся в группе аквара неуклюже поддерживали падающий командный дух обещаниями большой удачи на весь следующий год.
Может, хоть это заставит Чефу заговорить — и ему не придется уныло копаться в своем прошлом остаток вечера.
Отредактировано Этан Сивиль-Терео (2017-05-04 22:43:11)
[AVA]https://pp.userapi.com/c837225/v837225740/2f026/J6cPvqBul3s.jpg[/AVA]
Попытки Этана сохранить постную мину смотрелись комично донельзя, так что Цефас не сдержался, и все-таки заржал.
Может, брился он и не для этого, может и успел уже пожалеть десять раз о своей склонности рубить с плеча, не подумав дважды, но вот этот момент — ради него стоило, пожалуй, пережить те неловкие пару недель, что ожидали его впереди. Борода отрастет, а шанса пронять Этана настолько, что тому приходилось прикладывать вполне видимое усилие, чтоб удержать себя в руках, удавалось нечасто. Откровенно говоря, это был едва ли не первый раз за всю историю их знакомства. Не такую уж, конечно, и долгую, но все-таки.
Чайную чашку в его руках было почти жалко Невольно закрался вопрос, нет ли на самом деле способа заставить Этана пойти против всего, что для того свято, и разбить ее уже. Или хотя бы расплескать чай.
— Но позвольте, сударь, я и без того облачен в соответствии со своей ролью в обществе! Последний писк застенной моды, не оскорбляйте мой вкус! — Сквозь смех изображать людской выговор и заносчивость получалось не особенно, но Цефас старался. Даже выпрямил плечи, позволяя укрывающему его куску ткани распахнуться на груди, свисая с плеч свободно, словно одеяния жриц. У него, правда, не имелось на открывшемся пространстве никаких красот — ни драгоценных, ни дарованных природой — чтобы за них цеплялся взгляд, но важный вид ему это принять не помешало.
На самом деле, он и по акварским меркам одет был просто донельзя, Уж чем, а красотой Цефас блистать давно отвык. Не тот уже возраст, да и перед кем ему хвост распускать? Тем более за Стеной. Ну вот нашлась бы до него охотница, и что бы он тогда с ней делал? Детей рожал? Спасибо, ему хватило прошлого опыта. Некоторые просто не созданы для создания семьи.
Развлечения же менее фатальные для своего образа жизни он предпочитал искать по эту сторону Стены. И из удобства процесса, и из уважения к себе и Ильме. Эмерская община была слишком маленькой, чтоб позволять ходить там слухам, способным смутить ту маленькую часть семьи, что все еще была ему рада. Цефас не был, конечно, уверен, что информация о том, что он развлекся с какой-нибудь соседкой так уж травмировала бы его племянницу (скорее он по застарелой привычке ожидал, что она за такое надерет ему уши), но предпочитал не гадить там, где ест. Особенно с учетом того, что мало где его кормили так охотно, да еще и бесплатно.
— К тому же я вполне чист, просто не успел просохнуть после того как вышел из залива.] — Штаны будут просоленные насквозь, когда досохнут. С кожито соль уже успело смыть дождем за время его марш-броска от дома до мастерской.
Интересно, будет ли это заметно Этану, а также будет ли сочтено нечистым и вызовет ли очередной приступ негодования.
Впрочем, негодовал тот сегодня по поводу и без. Все продолжал мрачно зыркать в сторону своей газеты и даже сахар размешивал почти агрессивно, что водилось за ним только в исключительных случаях.
Даже закрадывалось нехорошее подозрение, что и на самого Цефаса он реагирует так живо не в ответ на его юродства, а просто потому что встал не с той ноги. Это было бы немного обидно.
Впрочем, куда обиднее было то, что разговор через погоду вернулся к хреновым религиозным праздникам. Ну вот зачем воспитанные люди стремятся быть внимательными к чужой жизни? Их не учат там, что это может быть не востребовано?
От негодования Цефас закатил глаза так, что едва не стало больно.
— Мать морская, только не ты, только не снова, никаких водных праздников! — Возможно он среагировал куда острее, чем следовало, но этот день и так уже давно двигался ко дну, так что сдерживаться не осталось ни желания, ни сил. — Чего там праздновать, о чем молиться, у воды явно все в порядке — вон за окно посмотри! Она большая, ее много, и без моего участия прекрасно справляется!
То, насколько бурными вышли его жесты, дошло до него только когда пришлось ловить холстину, попытавшуюся окончательно сползти с его плеч и упасть на пол. Пришлось подхватывать и закутываться обратно, уже не задумываясь что там остается видимым. Сейчас Цефаса больше заботило не тепло даже, а возможность выплеснуть остаток раздражения в свою борьбу с тканью
— Лучше скажи, что тебе сделала газета? Обещают резкое подорожание красок? — Он подтолкнул опустевшую чашку к Этану и нахохлился, втягивая голову в плечи.
Раз уж пошла такая пьянка, он тоже миндальничать не собирался. К чему ходить кругами лишний раз, когда эти круги возвращают его к мыслям, от которых он как раз и пытался тут спрятаться.
Вы здесь » Heart of eternity » Флешбек » Ruining this banquet
